Жили, не тужили

Город в годы нашей молодости выглядел по- другому и если бы люди, ушедшие из жизни в 50 – 60 –е годы, увидели нынешний город, они бы его не узнали. Из большой деревни он все больше превращался в город, хотя и очевидно провинциальный. То время было пропитано своими экзистенциальными деталями, которые были родимыми пятнами той эпохи, но которые безвозвратно ушли в прошлое.

Рубцов Анатолий. Благовешенск, 1959 г.

Сама атмосфера и природа были другие. Особенно это было заметно весной и летом. В это время в воздухе летало огромное разнообразие всяких насекомых. В мае появлялись крупные жуки с черной блестящей спинкой. Мы их называли майскими, скорее потому, что они появлялись в мае. Их нетрудно было поймать. Привязывали к ножке нитку и отпускали. Можно было держать его на привязи, а можно было отпустить и он летел, а нитка развевалась у него за спинкой.

А какое количество было различных стрекоз: от сантиметровых и до чуть ли не 10-сантиметровых. С ними по обилию соперничали бабочки и мотыльки. Беленькие бабочки, мы их называли капустницы, даже в счет не шли. А вот красавцы – махаоны – это другое дело. Махаоны были двух расцветок черно-фиолетовые и желтые. Сейчас их можно увидеть в нашем музее, как артефакты. У многих детей, особенно девочек, имелись сачки, которыми этих бабочек ловили.

Небо пронизывали стремительные ласточки. Все знали примету: если ласточки аж стелются над землей – это к дождю. Но иногда они красиво рассаживались в ряд одна к одной на проводах – видимо наступал коллективный отдых. Кроме привычных комаров, дискомфорт нам доставляли оводы или пауты. Так мы их называли. Они были крупные и кусали больнее. А вот чего было в изобилии, так это мух. В каждой семье на подоконниках стояли блюдечки, в них лежал листочек с рисунком крупной мухи и налита вода. Все это называлось «мухомор». Мухи пили эту воду и дохли. Затем пришли передовые технологии – липкие ленты. Они висели с потолка во всех продуктовых магазинах, а на них прилепившиеся мухи.

Виктор Рубцов (слева) и Юрий Вавайчиков играют клюшками во дворе дома. Благовнщенска, 1959 г.

На Амуре у берега вечером над водой просто роились небольшие белые мушки. Их мы называли пятиминутки, потому что нам объясняли, что они живут пять минут, но за это время успевают произвести потомство. На тополях обильно сидели гусеницы, лохматые, от 3 до 5 см длиной. Мы с ними вели непримиримую войну. Вот чего не было в отличие от сегодняшних дней, это голубей. В таком количестве на улицах. Голуби – это было достояние, они передавались чуть ли не по наследству. Голубятник – это было звание. Из – за голубей иногда устраивали драки квартал на квартал. Их покупали, меняли, дарили, но они всегда имели цену и хозяина. Меня до сих пор коробит одна история. Главным голубятником на квартале был Валерка Епифанцев. И вот у него чужая кошка поймала и съела голубя. Орава пацанов поймала эту кошку, привязали ей на шею камень и бросили в Бурхановку. Но камень оказался недостаточно тяжел, чтобы утащить ее на дно. Она уходила под воду, выныривала, опять уходила, как пловец стилем баттерфляй. Тогда ее стали добивать камнями и, наконец, утопили.

Основатели города в свое время главной породой выбрали тополь. Это спасало город от переувлажнения, так как тополь жадно сосал воду из почвы. В наше время город был весь в тополях. В июне на город опускался туман из тополиного пуха. Мы его любили поджигать, он горел как порох. А потом по чьему – то велению тополям была объявлена война. Конечно, состарившиеся тополя при их размерах становились опасными, особенно при сильном ветре. Но есть же процесс обновления зеленных насаждений, когда выкорчевав одно дерево, тут же сажают другое. Но у нас до этого не дошло и деревьев, особенно тополей, стало намного меньше.

Еще в городе было много черемухи. Редко в каком дворе она не росла. И когда она начинала цвести город пропитывался умопомрачительным запахом. Сейчас и черемухи почти не осталось. А вот сирени почему – то не было. И когда наш товарищ съездил в Киев и говорил, что там сирень на улицах растет, мы не очень – то ему поверили.

Но было у нас и такое, что стыдно вспоминать и не будешь рассказывать внукам. Редко у какого пацана не было рогатки. Существовали даже каноны правильной рогатки. Рогатка с черной резиной презиралась. Должна быть резинка красная или белая. И у рогатульки был свой канон: два пальца. Был образец и камушка для рогатки. Ладно бы стреляли по мишеням, но стреляли по воробьям. Кстати, по ласточкам стрелять запрещалось. Ходили специально на охоту в рощи и туда, где много деревьев. И были такие охотники, что убитыми воробьями можно было накормить целую бригаду. Но кормили своих кошек.

И еще похожее. В Бурхановке в определенное время появлялось очень много лягушек. А питомник находился на берегу Бурхановки. Огорожен он был колючей проволокой. Так вот пацаны наловят лягушек и за лапки нацепляют их на эту колючую проволоку. Они дергаются и не понимаю, почему это делали.

Была еще одна не очень веселая картина в городе. Было много нищих инвалидов. Они стояли у касс в магазинах, рассчитывая на подачку, много их было на базаре. Кто просто просил, кто песни пел, кто торговал чем попало. Потом они постепенно поумирали.

Базар. Это было очень заметное место в городе. Именно базар, а не рынок, как говорят сейчас. Тогда в обиходе такого слова – рынок, не существовало. В пятидесятые годы было три места, которые называли базаром. Точнее, был один базар и две барахолки. Барахолки – это место, где по воскресеньям съезжались люди и торговали, кто, чем мог. У каждого вида товара было свое место. Сначала барахолки было две. Одна на Крестьянской площади. Это между улицами Октябрьская и Крестьянская, а также между Шевченко и Торговая. Помню, что я был с родителями и нам с братом там купили кровать. До этого мы спали на полу.

А вторая барахолка была между Кооперативной (Амурской) и Зейской, а также между Ремесленной (Чайковского) и Бурхановской (Пушкина). Эту барахолку называли Ремесленный базар. Затем барахолку на Крестьянской площади убрали, а ремесленный базар действовал до 1965-66 годов. Потом в этом месте стали строить жилые дома и в одном из них моя мать получила квартиру, когда мы с братом служили в армии. Ее расселили из обвального фонда.

А вот то место, что называлось базаром, работало долго. Выглядел этот базар так. Вдоль Кооперативной улицы шли «холодные ряды». Это не отапливаемые торговые помещения типа магазина. Вдоль Красноармейской тянулся мясной павильон. Мы в него заходили исключительно для того, чтобы посмотреть, как мясник огромным топором разделывал туши. С западной стороны, тоже вдоль всего квартала тянулись торговые точки вроде ларьков, но единым целым и с открытым фасадом. На южной стороне располагался главный павильон. Там люди торговали продуктами со своих хозяйств. Когда урожай помидоров был хороший, мать тоже торговала ими в этом павильоне. Внутри этого пространства стояли желтенькие бочки с квасом и не просто стояли, а торговали. Еще на улицах в центре города стояли автоматы с газированной водой. Находились умельцы, которые не бросая монеты, ударом кулака в нужное место, наполняли стакан газировкой.

Мама Анатолия Рубцова - Полина Филипповна Рубцова (в дев. Толкачева) (в центре), брат Виктор (слева) и сестра Вера (справа) во дворе дома. Благовещенска 1959 г.

Я попытался вспомнить ту инфраструктуру города, в которой проходили наше детство и юность. Мы жили не тужили, дни наши были заполнены учебой, домашними обязанностями и своими увлечениями. Но уже в раннем возрасте у нас началось накопление утрат, которые сопровождали нас всю жизнь. Я имею ввиду, когда пришлось провожать ушедших из жизни не только взрослых знакомых людей, но и своих сверстников. Но об этом дальше.